Цветок безумия - Страница 63


К оглавлению

63

Зачем я взял ее с собой? А я не брал. Меня вполне устроило, если бы ее заперли в какой-нибудь высокой башне, а я бы потом явился… Хотя вот сейчас, зная об истинном положении дел, я бы и не явился. Но суть не в этом. Я ее не брал. Это было проявление чувства юмора дворцового тысячника. Он даже записку мне передал. Я когда распахнул дверцу предназначенной для меня кареты, Ласа первым делом сунула мне этот пергамент. А в нем всего два слова: «Тень мужа». Как бы объяснить… Есть такая… даже не пословица, высказывание: «Жена – это тень мужа». Значение несколько двояко. Вообще, в прямом смысле, это высказывание зародилось по поводу того, что, если жена, извините за подробность, имеет непомерный вес, значит, самомнение мужчины превышает его возможности, поскольку услуги алтырей не так уж и дороги. Двоякость же заключается в разного рода интерпретациях. Мол, если жена из богатого рода, а муж – наоборот… Короче, тень мужчины должна соответствовать ему самому. И вот тут-то и крылся весь смысл юмора Оскорана: жена – рабыня. Возможно, конечно, это мои комплексы…

– Как это произошло? – задал я вопрос старшему, скорее, из вежливости, чем из реального интереса к тому, что же произошло с его отцом.

– Мама умерла при родах сестры. Отец тосковал, но не показывал виду. Сестренка маленькая. Мне самому всего зим восемь было. Балзонство опять же. Чуть глаз не туда – горн своровать что-либо пытается. Жениться еще раз отец не хотел из-за нас. На то время ему было всего чуть за тридцать. Мужик, можно сказать, только вошел во вкус… Дела шли в гору, вот он и решил купить балессу. Наверное, разумное решение. Детей они не приносят. На наследство не претендуют. Потратился один раз – и в твоем распоряжении чудесная благородная лара. Только вот… Я, конечно, не пробовал. Но, думаю, что слишком чудесная. Не знаю, как вы держитесь, а отец по утрам был осунувшийся, нервный, только с ней ласковый. Если не растягивать историю, то в какой-то момент он не смог держать балзонство в перчатке, так как отдал свою душу ей. Возможно, мы бы худо-бедно протянули. Воруют горны везде, но ведь в меру. Только, как сейчас понимаю, однажды корень стал подводить отца. И вот тут-то… Я мал, конечно, был. Но только я и не испытал этой мерзости на своем корне. Благо не мог. Отец однажды застал ее в конюшне. Точно не могу сказать, что там произошло, но двое рабов в тот день головы лишились. Отец запил. А та кукла вообще словно с ума сошла – и давай… со всеми. Ну не могут они без этого. Отец поймал на ней одного из воинов охраны. Того казнить просто так нельзя. Но… отец вынул клинок. Был суд. Воина отправили в рабы. В итоге… Отец повесился. Балзонство разорилось, и родственники скупили его. Нас с сестрой воспитал отец того самого воина.

На некоторое время повисло молчание. Потом мой охранник продолжил:

– Я не могу порицать, либо хаять…

– Я понял, – перебил я его. – Спасибо.

Бывший либалзон кивнул и принялся чистить оружие дальше. А я остался со своими мыслями наедине. Я не знал, что с ней делать. Собственно, где-то внутри – и не хотел с ней расставаться. Только ведь полная демаскировка. Если кто-то захочет пройти по моим следам, то достаточно будет ее одной. Не так много знатных путешествуют с балессами. Отпустить ее… Куда? Это же как раз родственница той курицы. Спать с ней… Собственно, сегодня слезы Ласы были как раз по этому поводу. Просто не так давно до меня дошло, что это умственно больной человек. Не знаю как местные, но у меня, после такого осознания, желания не было. Причем уже ночи три. Продать свою супругу… Тут без вариантов. «Потерять», как выразился Лумм, у меня рука не поднимется.

– Запрягай, – дал я команду Кроту, так звали моего старшего.

Он глянул на небо. Вздохнул. И, протерев клинок напоследок, вставил его в ножны. Я ухмыльнулся про себя. Крот никогда, за исключением сегодняшнего разговора, не говорил напрямую. Сейчас он намекнул на погоду. Ветерок был порывист, что предвещало ливень как минимум. А до следующего более-менее достойного поселения было около двух дней пути. Очень не хотелось парню толкать телегу, когда небесная вода развезет дороги. Я понимал его, только фобия гнала вперед.

Ласа, выходя из трактира, со вздохом покосилась на пирожные – огромная редкость для трактиров.

– Дайте десяток, – попросил я подавальщицу.

– Есть только пять… – испуганно произнесла она.

Я кивнул.


День ехали без всяких препятствий. Изредка накатывал кратковременный дождик, не успевавший сильно намочить почву. А вот в ночь… Остановились мы, когда в сумраке стали накатывать волны ливня. Разбивать шатры уже не было времени, и я, велев распрячь лошадей, пригласил всех в карету. Давно я так неудобно не спал. С одной стороны – запах вспотевших мужиков, с другой – порывы ветра, качавшие карету так, словно это пушинка. В разгар бури я вдруг изъявил желание выйти в лес.

– Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя!.. – орал я первое, что пришло на ум.

Непогода не приносила неудобств. Наоборот. Я почувствовал себя частью стихии. Магия бурлила, разогревая тело. В магическом зрении вокруг бушевали вихри. Я поднял руки и разверз молнии по верхушкам сосен. А-а-а! Как же прекрасно! Я стал двигаться, стараясь проскользнуть меж капель дождя. Понятно, что мне это не удавалось, что только придавало азарта. Я метался. Я рычал. Я наслаждался. Я был свободен. Только сейчас я понял, насколько силен…


Утро было восхитительным. Бывает так: рассвет еще только брезжит, а ты уже исполнен сил. Природа сменила свой гнев на милость, и теперь лес окутывала тишина. Лошади на месте. Люди дремлют, не мешая одиночеству… Просто хорошо…

63